Герой моби дика. Существовал ли реальный Моби Дик? Перерождение: жизнь и смерть как единое целое

Год написания:

1851

Время прочтения:

Описание произведения:

Культовый роман "Моби Дик, или Белый Кит" является главной работой американского писателя Германа Мелвилла . Роман достаточно объемен, имеет много лирических отступлений, а кроме того он проникнут некоторыми библейскими образами и его отличает многослойный символизм. К сожалению, в момент выхода романа современники не оценили его, и лишь в 1920-х годах "Моби Дик" был переосмыслен и принят.

"Моби Дик" оказал огромное влияние не только на американскую, но и на мировую классическую литературу.

Предлагаем вашему вниманию краткое содержание романа "Моби Дик, или Белый Кит".

Молодой американец с библейским именем Измаил (в книге Бытия сказано об Измаиле, сыне Авраама: «Он будет между людьми, как дикий осел, руки его на всех и руки всех на него»), наскучив пребыванием на суше и испытывая затруднения в деньгах, принимает решение отправиться в плавание на китобойном судне. В первой половине XIX в. старейший американский китобойный порт Нантакет - уже далеко не самый крупный центр этого промысла, однако Измаил считает важным для себя наняться на судно именно в Нантакете. Остановившись по дороге туда в другом портовом городе, где не в диковинку встретить на улице дикаря, пополнившего на неведомых островах команду побывавшего там китобойца, где можно увидеть буфетную стойку, изготовленную из громадной китовой челюсти, где даже проповедник в церкви поднимается на кафедру по верёвочной лестнице - Измаил слушает страстную проповедь о поглощённом Левиафаном пророке Ионе, пытавшемся избегнуть пути, назначенного ему Богом, и знакомится в гостинице с туземцем-гарпунщиком Квикегом. Они становятся закадычными друзьями и решают вместе поступить на корабль.

В Нантакете они нанимаются на китобоец «Пекод», готовящийся к выходу в трёхгодичное кругосветное плавание. Здесь Измаил узнает, что капитан Ахав (Ахав в Библии - нечестивый царь Израиля, установивший культ Ваала и преследовавший пророков), под началом которого ему предстоит идти в море, в прошлом своём рейсе, единоборствуя с китом, потерял ногу и не выходит с тех пор из угрюмой меланхолии, а на корабле, по дороге домой, даже пребывал некоторое время не в своём уме. Но ни этому известию, ни другим странным событиям, заставляющим думать о какой-то тайне, связанной с «Пекодом» и его капитаном, Измаил пока ещё не придаёт значения. Встреченного на пристани незнакомца, пустившегося в неясные, но грозные пророчества о судьбе китобойца и всех зачисленных в его команду, он принимает за сумасшедшего или мошенника-попрошайку. И тёмные человеческие фигуры, ночью, скрытно, поднявшиеся на «Пекод» и потом словно растворившиеся на корабле, Измаил готов считать плодом собственного воображения.

Лишь спустя несколько дней после отплытия из Нантакета капитан Ахав оставляет свою каюту и появляется на палубе. Измаил поражён его мрачным обликом и отпечатавшейся на лице неизбывной внутренней болью. В досках палубного настила заблаговременно пробуравлены отверстия, чтобы Ахав мог, укрепив в них костяную ногу, сделанную из полированной челюсти кашалота, хранить равновесие во время качки. Наблюдателям на мачтах отдан приказ особенно зорко высматривать в море белого кита. Капитан болезненно замкнут, ещё жёстче обычного требует беспрекословного и незамедлительного послушания, а собственные речи и поступки резко отказывается объяснить даже своим помощникам, у которых они зачастую вызывают недоумение. «Душа Ахава, - говорит Измаил, - суровой вьюжной зимой его старости спряталась в дуплистый ствол его тела и сосала там угрюмо лапу мрака».

Впервые вышедший в море на китобойце Измаил наблюдает особенности промыслового судна, работы и жизни на нем. В коротких главах, из которых и состоит вся книга, содержатся описания орудий, приёмов и правил охоты на кашалота и добычи спермацета из его головы. Другие главы, «китоведческие» - от предпосланного книге свода упоминаний о китах в самого разного рода литературе до подробных обзоров китового хвоста, фонтана, скелета, наконец, китов из бронзы и камня, даже китов среди звёзд, - на протяжении всего романа дополняют повествование и смыкаются с ним, сообщая событиям новое, метафизическое измерение.

Однажды по приказу Ахава собирается команда «Пекода». К мачте прибит золотой эквадорский дублон. Он предназначен тому, кто первым заметит кита-альбиноса, знаменитого среди китобоев и прозванного ими Моби Дик. Этот кашалот, наводящий ужас своими размерами и свирепостью, белизной и необычной хитростью, носит в своей шкуре множество некогда направленных в него гарпунов, но во всех схватках с человеком остаётся победителем, и сокрушительный отпор, который получали от него люди, многих приучил к мысли, что охота на него грозит страшными бедствиями. Именно Моби Дик лишил Ахава ноги, когда капитан, оказавшись в конце погони среди обломков разбитых китом вельботов, в приступе слепой ненависти бросился на него с одним лишь ножом в руке. Теперь Ахав объявляет, что намерен преследовать этого кита по всем морям обоих полушарий, пока белая туша не закачается в волнах и не выпустит свой последний, чёрной крови, фонтан. Напрасно первый помощник Старбек, строгий квакер, возражает ему, что мстить существу, лишённому разума, поражающему лишь по слепому инстинкту, - безумие и богохульство. Во всем, отвечает Ахав, проглядывают сквозь бессмысленную маску неведомые черты какого-то разумного начала; и если ты должен разить - рази через эту маску! Белый кит навязчиво плывёт у него перед глазами как воплощение всякого зла. С восторгом и яростью, обманывая собственный страх, матросы присоединяются к его проклятиям Моби Дику. Трое гарпунщиков, наполнив ромом перевёрнутые наконечники своих гарпунов, пьют за смерть белого кита. И только корабельный юнга, маленький негритёнок Пип, молит у Бога спасения от этих людей.

Когда «Пекод» впервые встречает кашалотов и вельботы готовятся к спуску на воду, пятеро темнолицых призраков вдруг появляются среди матросов. Это команда вельбота самого Ахава, выходцы с каких-то островов в Южной Азии. Поскольку владельцы «Пекода», полагая, что во время охоты от одноногого капитана уже не может быть толка, не предусмотрели гребцов для его собственной лодки, он провёл их на корабль тайно и до сих пор укрывал в трюме. Их предводитель - зловещего вида немолодой парс Федалла.

Хотя всякое промедление в поисках Моби Дика мучительно для Ахава, он не может совсем отказаться от добычи китов. Огибая мыс Доброй Надежды и пересекая Индийский океан, «Пекод» ведёт охоту и наполняет бочки спермацетом. Но первое, о чем спрашивает Ахав при встрече с другими судами: не случалось ли тем видеть белого кита. И ответом зачастую бывает рассказ о том, как благодаря Моби Дику погиб или был изувечен кто-нибудь из команды. Даже посреди океана не обходится без пророчеств: полубезумный матрос-сектант с поражённого эпидемией корабля заклинает страшиться участи святотатцев, дерзнувших вступить в борьбу с воплощением Божьего гнева. Наконец «Пекод» сходится с английским китобойцем, капитан которого, загарпунив Моби Дика, получил глубокую рану и в результате потерял руку. Ахав спешит подняться к нему на борт и поговорить с человеком, судьба которого столь схожа с его судьбой. Англичанин и не помышляет о том, чтобы мстить кашалоту, но сообщает направление, в котором ушёл белый кит. Снова Старбек пытается остановить своего капитана - и снова напрасно. По заказу Ахава корабельный кузнец куёт гарпун из особо твёрдой стали, на закалку которого жертвуют свою кровь трое гарпунщиков. «Пекод» выходит в Тихий океан.

Друг Измаила, гарпунщик Квикег, тяжело заболев от работы в сыром трюме, чувствует приближение смерти и просит плотника изготовить ему непотопляемый гроб-чёлн, в котором он мог бы пуститься по волнам к звёздным архипелагам. А когда неожиданно его состояние меняется к лучшему, ненужный до времени гроб решено проконопатить и засмолить, чтобы превратить в большой поплавок - спасательный буй. Новый буй, как и положено, подвешен на корме «Пекода», немало удивляя своей характерной формой команды встречных судов.

Ночью в вельботе, возле убитого кита, Федалла объявляет капитану, что в этом плавании не суждено тому ни гроба, ни катафалка, но два катафалка должен увидеть Ахав на море, прежде чем умереть: один - сооружённый нечеловеческими руками, и второй, из древесины, произросшей в Америке; что только пенька может причинить Ахаву смерть, и даже в этот последний час сам Федалла отправится впереди него лоцманом. Капитан не верит: при чем тут пенька, верёвка? Он слишком стар, ему уже не попасть на виселицу.

Все явственнее признаки приближения к Моби Дику. В свирепый шторм огонь Святого Эльма разгорается на острие выкованного для белого кита гарпуна. Той же ночью Старбек, уверенный, что Ахав ведёт корабль к неминуемой гибели, стоит у дверей капитанской каюты с мушкетом в руках и все же не совершает убийства, предпочтя подчиниться судьбе. Буря перемагничивает компасы, теперь они направляют корабль прочь из этих вод, но вовремя заметивший это Ахав делает новые стрелки из парусных игл. Матрос срывается с мачты и исчезает в волнах. «Пекод» встречает «Рахиль», преследовавшую Моби Дика только накануне. Капитан «Рахили» умоляет Ахава присоединиться к поискам потерянного во время вчерашней охоты вельбота, в котором был и его двенадцатилетний сын, но получает резкий отказ. Отныне Ахав сам поднимается на мачту: его подтягивают в сплетённой из тросов корзине. Но стоит ему оказаться наверху, как морской ястреб срывает с него шляпу и уносит в море. Снова корабль - и на нем тоже хоронят погубленных белым китом матросов.

Золотой дублон верен своему хозяину: белый горб появляется из воды на глазах у самого капитана. Три дня длится погоня, трижды вельботы приближаются к киту. Перекусив вельбот Ахава надвое, Моби Дик закладывает круги вокруг отброшенного в сторону капитана, не позволяя другим лодкам прийти ему на помощь, пока подошедший «Пекод» не оттесняет кашалота от его жертвы. Едва оказавшись в лодке, Ахав снова требует свой гарпун - кит, однако, уже плывёт прочь, и приходится возвращаться на корабль. Темнеет, и на «Пекоде» теряют кита из виду. Всю ночь китобоец следует за Моби Диком и на рассвете настигает опять. Но, запутав лини от вонзившихся в него гарпунов, кит разбивает два вельбота друг о друга, а лодку Ахава атакует, поднырнув и ударив из-под воды в днище. Корабль подбирает терпящих бедствие людей, и в суматохе не сразу замечено, что парса среди них нет. Вспомнив его обещание, Ахав не может скрыть страха, но продолжает преследование. Все, что свершается здесь, предрешено, говорит он.

На третий день лодки в окружении акульей стаи опять устремляются к замеченному на горизонте фонтану, над «Пекодом» вновь появляется морской ястреб - теперь он уносит в когтях вырванный судовой вымпел; на мачту послан матрос, чтобы заменить его. Разъярённый болью, которую причиняют ему полученные накануне раны, кит тут же бросается на вельботы, и только капитанская лодка, среди гребцов которой находится теперь и Измаил, остаётся на плаву. А когда лодка поворачивается боком, то гребцам предстаёт растерзанный труп Федаллы, прикрученного к спине Моби Дика петлями обернувшегося вокруг гигантского туловища линя. Это - катафалк первый. Моби Дик не ищет встречи с Ахавом, по-прежнему пытается уйти, но вельбот капитана не отстаёт. Тогда, развернувшись навстречу «Пекоду», уже поднявшему людей из воды, и разгадав в нем источник всех своих гонений, кашалот таранит корабль. Получив пробоину, «Пекод» начинает погружаться, и наблюдающий из лодки Ахав понимает, что перед ним - катафалк второй. Уже не спастись. Он направляет в кита последний гарпун. Пеньковый линь, взметнувшись петлёй от резкого рывка подбитого кита, обвивает Ахава и уносит в пучину. Вельбот со всеми гребцами попадает в огромную воронку на месте уже затонувшего корабля, в которой скрывается до последней щепки все, что некогда было «Пекодом». Но когда волны уже смыкаются над головой стоящего на мачте матроса, рука его поднимается и все-таки укрепляет флаг. И это последнее, что видно над водой.

Выпавшего из вельбота и оставшегося за кормой Измаила тоже тащит к воронке, но когда он достигает её, она уже превращается в гладкий пенный омут, из глубины которого неожиданно вырывается на поверхность спасательный буй - гроб. На этом гробе, нетронутый акулами, Измаил сутки держится в открытом море, пока чужой корабль не подбирает его: то была неутешная «Рахиль», которая, блуждая в поисках своих пропавших детей, нашла только ещё одного сироту.

«И спасся только я один, чтобы возвестить тебе...»

Вы прочитали краткое содержание романа "Моби Дик, или Белый Кит". Предлагаем вам перейти в раздел "Краткие содержания" , чтобы почитать другие изложения популярных писателей.

Благодаря специальности и по роду работы мне приходится ежедневно общаться с большим количеством разных людей, что наделило меня цинизмом и научило обращать внимание на темную сторону не только других, но и себя самого. Холодный беспристрастный взгляд часто помогает понять, предугадать и простить когда люди проявляют слабость, глупость, невежество и обман. Как если бы ты с другом встречал множество знакомых и каждому твой друг рассказывал один и тот же, хоть и новый, анекдот, к N-ному разу ты бы не удивился развязке. Но познакомившись с этим романом я был удивлен и до сих пор пребываю под впечатлением, насколько точно автор книги на таком отвлеченном предмете, как китобойный промысел, передал атмосферу, эмоции и скрытые мотивы поступков, сопровождающие любую работу в коллективе. Мне понятны и близки все от начинающего матроса до одноногого капитана. Я читал книгу и слышал те же фразы, которые прямо сейчас произносятся с десятках тысяч комнат на тысячах предприятий.

Но я не просто увидел в этих китобоях себя. Я увидел ту часть моей темной стороны, в которую не позволяет заглянуть даже весь мой цинизм. В юности эта книга вызвала бы у меня легкое недоумение после прочтения страничка через три. Но сейчас, к своему ужасу, я понимаю и не считаю неприемлемой позицию капитана во время первой беседы с помощником о целях плаванья. И я готов подписаться под каждым словом, которое произносит капитан во время финальной встречи с Белым Китом. И даже катастрофа с гибелью всей команды и корабля воспринимается, как что-то привычное и в чем-то родное.

Не стоит забывать и о гении Френсиса Форда Копполы, создавщего на основе «Моби Дика» великолепный фильм.

Оценка: 10

Берясь за книгу, я ждала чего-то очень размеренного, спокойного, равномерного и слегка занудного. В лучших традициях Жюля Верна и «Фрегата «Паллада». Так что текст и стиль «Моби Дика» оказался для меня полнейшим сюрпризом. Откровенно говоря, у меня даже в голову не укладывается, как в середине 19 века могла быть написана вещь настолько странная, сумасшедшая и сюрреалистическая. И тот факт, что «Моби Дик» оказался сделан в лучших традициях «Улисса», до сих пор приводит меня в полнейшее изумление. Знаете, есть определенные ожидания от определенного рода книг, и когда текст оказывается совершенно не таким, как думалось, меня это слегка ошеломляет и даже мешает его внятно воспринимать.

Чего в «Моби Дике» нет, так это трех китов классицизма - единства времени, места и действия. Вопреки ожиданиям, повествование бешено скачет, переходя от «сейчас» главного героя к классификации китов, от них - к перечню произведений, где упоминаются киты, от них - к историям разных третьестепенных персонажей, этаким вставным новеллам, от них - к сюрным диалогам пьяной команды корабля. И вся эта веселая и очень странная чехарда продолжается на протяжении всего романа. Не то чтобы развития сюжета нет вообще - во второй половине книги герои все-таки отплыли худо-бедно на китовую охоту и даже начали понемногу встречать и забивать китов. Но линия «настоящего» настолько часто прерывается лирическими и не очень отступлениями, длинными внутренними монологами членов команды, их же пафосными речами в духе Горького, а также танцами на столах и пальбой, что на китов как-то не остается особо внимания. Ну, кит. Ну, забили. «Пренебречь, вальсируем».

За всем этим остается вопрос, а как же легендарный и страшный Моби Дик, о котором столько говорят, о котором бредит полусумасшедший капитан Ахав. А Моби Дика нет и следа, он большую часть текста живет исключительно в горячечном бреду Ахава да пугает его помощников. Открывая роман, я наивно полагала, что он будет в большей своей части посвящен погоне за Моби Диком, но ничего подобного - от встречи с белым китом до конца текста всего ничего. Я уже начала было сомневаться, что Моби Дик окажется, в лучших сюрных традициях всего романа, всего лишь Годо и так и не придет. Хотя под конец он пришел, конечно, и задал им всем жару.

По итогам - я не знаю, как относиться к этому тексту. Меня смущает в нем буквально все: смущает отсутствие классицизма и ожидаемой эпичности, смущает стебный пафос, смущает даже псевдонаучная классификация китов по средневековым книжным форматам. Это было интересно и странно, но текст слишком разнообразный, слишком лоскутный, чтобы оставить какое-то четкое эмоциональное впечатление. Не могу сказать, что сама идея погони за китом особо меня задевает - она сама по себе достаточно детская, сразу приходят на ум пираты из нашего мульта «Остров сокровищ». Думаю, если бы «Моби Дика» экранизировали именно таким образом - с включением всех классификаций, лирических отступлений и самой схватки с китом - это было бы самым правильным подходом к тексту. Он интересен именно с точки зрения *как*, а не что. С другой стороны, с этой же точки зрения «Улисс» значительно круче.

Оценка: 7

«В то время как я плыл вниз по речным потокам, остались навсегда мои матросы там…» А. Рембо.

По-видимому, этот роман принадлежит к числу тех классических произведений мировой литературы, познакомиться с которыми должен каждый, так сказать, уважающий себя книгочей. В самом деле, слова «Моби Дик» и «белый кит» вошли, думается мне, в число наиболее ярких образов-идей западной литературы вместе с Гулливером, Дон Кихотом, Пантагрюэлем с Гаргантюа и пр.

Существует мнение, что «Моби Дик» написан вопреки всем канонам литературных жанров. Но ведь это, пожалуй, одна их характерных черт тех самых классических произведений, нередко именуемых «великими» (можно вспомнить хрестоматийные роман в стихах Пушкина и роман-эпопею Л. Толстого). Что же касается собственно языка романа Мелвилла, то он, на мой взгляд, вполне адекватен современному читательскому восприятию. Хотя говорить здесь о некоем особом «удовольствии от чтения», когда текст «проглатывается запоем», наверное, тоже сложно. Трудности в данном случае могут быть обусловлены самой композицией романа, определяемой, в свою очередь, авторским замыслом, сверхзадачей. «Моби Дик» характерен тем, что в романе не только происходят определенные события с героями, но происходит и трансформация самого стиля и жанра повествования. Мелвилл начинает издалека. Посвящения, вступления, философские рассуждения о пользе морских путешествий ведутся, заметим, от первого лица, от имени Измаила. И поначалу Измаил предстает перед читателем достаточно зрелым, умудренным жизнью человеком. Затем вдруг (хотя речь в романе идет о событиях отделенных от «вступления» несколькими годами) Измаил оказывается совсем молодым человеком, романтическим героем, желающим посмотреть мир. И всё его поведение, слова, поступки, мысли живо свидетельствуют об этом. Его знакомство с Квикегом, весь отрезок времени до попадания на борт «Пекода», всё это касается молодого Измаила. Тут становится ясно, что первоначальный «Измаил философ» - это некто иной, может быть, сам автор. И по ходу рассказа молодой Измаил постепенно вытесняется этим авторским alter ego, происходит своего рода психологическая подмена. Например, когда речь идет о тяжелой болезни Квикега, приключившейся с ним в плавании, в голосе автора слышится какое-то отстраненное сочувствие, нет первоначальной теплоты, нет того трогательного беспокойства за своего друга, с которым Измаил выламывал дверь в нантакетской гостинице. Но, кроме того, как-то незаметно речь вообще перестает вестись от первого лица, за исключением короткого и чисто номинального эпилога. Измаил становится не главным героем, как это казалось поначалу, но лишь «поводом» для философских и психологических рефлексий, назовем их так, автора. Образы других героев романа, которые в отличие от образа Измаила можно назвать «настоящими», созданы Мелвиллом с большим художественным мастерством, в лучших традициях реалистического искусства.

Когда-то Ж. Верна (в чьем творчестве, к слову, морская тема играет виднейшую роль) упрекали в чрезмерной перегруженности его беллетристических произведений лекционными вставками. Автор «Моби Дика», кажется, далеко превзошел Верна в этом отношении. Нимало не заботясь, естественно, о занимательности, он с нарочитой неторопливостью и обстоятельностью излагает классификацию китов, расписывает тонкости и благородство китобойного промысла. Все это интересно само по себе, и потому, в частности, что демонстрирует взаимоотношения природы и человека девятнадцатого века. Любопытно отметить ту убежденность, с которой автор доказывает невозможность заметного уменьшения численности китов посредством промысла. А знаменитое «коварство» и «злобность» Моби Дика заключаются, по сути, лишь в том, что он не желает быть убитым, подобно другим китам. Но все эти описания, проповеди, вставные новеллы, создающие эпическую картину жизни, и которые делают «Моби Дика», что называется, «мудрой книгой», служат еще и общей задаче. Где-то далеко за кажущейся медлительностью повествования, скудной романтикой и повседневными заботами плавания маячит призрак белого кита, словно какая-то сжатая и готовая в любой момент распрямиться могучая пружина. Капитан Ахав уже произнес, а вернее, простонал свои слова: «Найдите мне Моби Дика! Найдите мне белого кита!», и золотой дублон – награда первому, кто его заметит - уже прибит к грот-мачте. И вот постепенно нарастает читательское нетерпение: «Да где же этот кит, и когда же, наконец, развязка?» Но развязка не наступает долго. Лишь сгущается атмосфера на «Пекоде» и вокруг него. Невероятный гроб Квикега, сумасшествие негритенка Пипа, шторм и огни святого Эльма, наконец, встреча с «Рахилью», потерявшей свои вельботы и детей капитана, эти события, сами по себе вполне «обычные», выстраивают ряд зловещих предзнаменований и создают гнетущую атмосферу безысходности. Из приключенческой повести повествование трансформируется в психологический триллер, заканчивающийся апокалипсисом. Здесь уже нет места, как в начале романа, ироничным замечаниям и юмору. И даже сама развязка растягивается на три дня. В психологическом плане Ахаву с самого начала его погони противостоит старший помощник Старбек. Он как бы воплощает на «Пекоде» дух здравомыслия. Но, кажется, и Старбек, в конце концов, подчиняется общему безумию, голосом обреченного обращаясь к Ахаву со словами: «О, мой капитан, благородное сердце». К тому самому Ахаву, который ради погони за Моби Диком отказался помочь капитану «Рахили» в поиске его людей, и который в последние минуты своей жизни кричит матросам: «Вы уже больше не люди, вы мои руки и ноги; и потому подчиняйтесь мне!». Кульминация этой истории, закончившейся гибелью «Пекода», Ахава и всего экипажа, за исключением Измаила, словно провозглашает о том, что чудовища обитают не в морских глубинах, а в охваченном необузданными страстями мозгу человека. Ахав, захлестнутый линем, уходит на дно морское вместе со всей своей фанатической ненавистью. Вся его страсть и эсхатологический пафос, вся глубина его сердца, из которой он поражает кита, можно сказать, пропадают даром, жизнь его кончается бесславно. Такой финал романа можно было бы назвать моралистическим и даже «ироничным», но корабль, будучи замкнутым пространством, способствует тому, что воля сильной личности (а ведь Ахав главенствует еще и по должности) подчиняет жизненные устремления всего коллектива. Складывается впечатление, что люди встречают свой безвременный конец как закономерность, никто даже и не пытается спастись. Фантастическая сцена! Фантастичность же самого Моби Дика имеет, на мой взгляд, совершенно служебный и пограничный характер. Хотя образ огромного снежно-белого кашалота с морщинистым лбом и свернутой челюстью вдохновил, вероятно, не одного писателя-фантаста.

Оценка: 9

Домучил. Роман не пошел, совсем не пошел. Я, как и некоторые авторы отзывов, прочел данный роман в детстве, но тот роман был адаптирован и сокращен для подростков, поэтому тогда прочел его быстро и с удовольствием.

На днях вышел фильм об приключениях китобоя «Эссекс» и его команды. Я решил обновить память и перед просмотром перечитать Мелвилла.

Как много текста в этом романе. Автор написал эпическое произведение. Подробно, скрупулезно описал все все. Даже вещи не относящиеся собственно к плаванию. Я постоянно ловил себя на мысли: зачем он все это пишет. Чтение романа превратилось для меня в мучение. Пространные описания автором всякой всячины настолько многословны и скучны, что я постоянно отвлекался, мысли мои утекали. Я читал текст в этом состоянии, некоторые страницы настолько унылы, что я даже не мог вспомнить, что на них читал. Приходилось все еще раз перечитывать. Каюсь, несколько раз даже уснул.

В итоге домучил. Такая классика не по мне. Если бы в школе читал роман в полном виде, то наверняка возненавидел бы и роман и автора и учителей.

Роман будет интересен, тем кто любит неторопливое повествование с постоянными перерывами от основного повествования к пространным положениям (например на авторскую классификацию китов, или объяснения на пяток страниц, почему белый цвет считается зловещим, и т.д.) Сейчас вспомнил как я все это читал и аж жуть взяла.

Прощайте классик американской литературы господин Мелвилл. Читать Вас буду только в подростковых адаптациях.

Оценка: 5

Тут так много качественных пространных отзывов, в которых уже, собственно, сказано всё или почти всё, что я тихонечко вложу свои пять копеек и удалюсь на цыпочках.

Страстная книга. Одна из самых страстных, что я встречала в своей жизни. Книга, которая говорит, кричит о том, что человек может вложить душу в странное, в нечто, идущее наперерез житейской логике, и это нечто станет убедительнее здравого смысла.

Жизнь всё-таки такие дебри. Вот младенец - розовенький, нежненький... а через пятьдесят лет стучит протезом по деревянной палубе и всё, о чём он мечтает, - убить белого кита. И как это у нас получается - ума не приложу.

А начало романа, его первая фраза - «Зовите меня Измаил»? Вот так начать - и всё, роману быть. Вообще первый абзац «Моби Дика» обожаю, бриллиант ведь чистой воды.

Всё, надо заканчивать, а то уже вижу фонтан на горизонте.

Оценка: 10

Поначалу всё было достойно. Описания сочные, живые, со здоровой долей юмора и оттенком философии. Но вдруг откуда ни возьмись, начали появляться подробные описания эпизодов, при которых ГГ не присутствовал (а книга от первого лица!), потом герои второго плана начали в одиночестве разговаривать сами с собой, выдавая достойные Овидия монологи, а потом и вовсе случилась пьеса! Это повторялось снова, всё разрастаясь, и этого хватило, что бы балладу превратить в гротеск.

К тому же Измаил слишком часто перебарщивает с рассуждениями. Он пускается в длинные цепи рассуждений что бы доказать читателю какую-то мысль. А в умении чётко излагать ему не откажешь – мысль становится понятна и даже очевидна уже в первом абзаце. Но это не останавливает Измаила: ещё 10 – 20 страниц он может говорить о том же самом. Да, я понимаю, что иногда ценность не в доказательной базе, а в Слове, как таковом, но тогда и подать его нужно немного иначе…

По форме напоминает «Старика и Море». Оба произведения лишены динамики и построены на созерцании. Но Хемингуэй созерцал природу, её красоту, мощь, и человек находился в гармонии с природой, даже борясь с ней. А Мелвилл созерцает одержимость, безумие и ненависть. Причём не обоснованную ненависть, скажем, Монте-Кристо к сознательно погубившему его негодяю, но ненависть к естеству, к стихии, к року. Ненависти на грани безумия, толкающей человека к собственной гибели и к тому, что бы похоронить десятки людей во имя своей ненависти. Это то, что касается капитана, и лежит на поверхности. То же, что заметно чуть менее – одержимость китами самого Измаила. В отличие от капитана, не конкретной особью, а всем родом, не кровожадная, как у Ахава, а относительно научная, только ведь он не учёный! Откуда вдруг такой неожиданный и такой глубокий интерес? Он и китобоем-то стал исключительно потому, что «так фишка легла», но погружается в тему он глубже, чем любому китобою для промысла необходимо, и с занудностью, на которую не всякий профессор способен.

И не всякий мясник способен с таким смаком описывать детали охоты, а потом расчленения кита. Пиршество акул и подробное описания оставленных ими шрамов на мёртвой туше. Каким образом в подробностях отделяется от туши тот или иной шмат жира. Постоянно хлещущая фонтаном кровь млекопитающего, которое убивается порой даже не ради промысла – а ради забавы, суеверия и азарта.

Кит – этот гигант и исполин, эту чудо природы, если и вызывает у героя чувство трепета, то лишь для того, что бы ещё большее благоговение и трепет вызвал Человек, готовый бросить ему вызов и надругаться над этим исполином. То, что собственно Моби Дик не позволил этому надругательству состояться, ситуацию не спасает.

Нет, безумная одержимость и смак расчленения – это не те мотивы, что достойны стать стержнем романа. Поэтому, какими бы расчудесными изяществами не был облеплен этот недостойный скелет, для меня ценность книги весьма сомнительна и заключается лишь в подробном описании китобойного промысла.

Оценка: 4

не стал бы давать руку на усекновение, что я единственный в мире станочник (потом расскажу, история тоже интересная), у которого в наушниках не радио играет, а начитка «Моби Дика», но точно нас таких немного в мире.

так или иначе, в рамках расширения кругозора, и чтобы со скуки от монотонной работы не рехнуться, пошло хорошо.

тем более, что чтец отличный.

все-таки привычка к чтению у меня пусть и крепкая, но сформирована на куда более сюжетной и жестко структурированной литературе.

закавыка в том еще, что «Моби Дика» я в отрочестве читал уже, но это был сильно сокращенный (раза в три) вариант для детей, где были оставлены только линия самих приключений «Пекода«и пара глав «на берегу», но напрочь вычищено все то, что сделало «Моби Дика» священным чудовищем, левиафаном американской литературы, а со временем сам роман превратило в архетип, объект легко считываемых (даже теми, кто книгу не читал) культурных аллюзий и просто пародийных отсылок.

в век Гугла в мире не осталось тайн и в один клик можно узнать, что Мелвилл добился первого успеха с написанными по собственному опыту (а он много лет провел в море, потом дезертировал, потом был в плену у туземцев, потом мотался уже с военным кораблем, который его спас) приключенческими романами «Тайпи, или Беглый взгляд на полинезийскую жизнь» и «Ому: повесть о приключениях в Южных морях», а потом провалился с метафорически-аллегорическим «Марди и путешествие туда».

после этого молодой еще (около тридцати) писатель за год сваял свой magnum opus, в котором соединил морские байки, почти триллерную главную сюжетную линию с тяжеловесной и подчас неуклюжей философией, которая только и могла прийти человеку в голову в промежутках между обрасопливанием бом-блинда-рея и чтением латинских классиков.

видимо Мелвиллу этого показалось мало и он дополнил роман (псевдо)научными изысканиями на ниве кетологии и кучей самых разных как будто посторонних эпизодов, варьирующихся в диапазоне от анекдота до притчи, беззастенчиво прыгая при этом из тональности в тональность (одна глава написана на диком пафосе, другая - с добродушным юмором, одна в форме пьесы, другая - как статья из некоей несуществующей нигде, кроме как в голове автора энциклопедии), неприкрыто тролля читателя и наводя многозначительного туману.

иногда читатели и критики переусложняют произведения, видя в них то, чего автор не вкладывал, но Мелвилл работал, словно в рассчете на будущих интепретаторов, провидя появление академических трудов, разбирающих каждую букву и запятую его романа, и потому ни один самый навороченный искатель Глубинного Смысла не будет выглядеть нелепо, вчитывая что-то свое в ткань этой книги.

помимо глав написанных «для академиков» и «для детей» в «Моби Дике» есть главы написанные не иначе как для Господа Бога, и для самого Германа Мелвилла, что в формате книги - одно и то же.

психологическая достоверность одних эпизодов сменяется напыщенным символизмом других, глубоко проработанные герои, которые рядом с тобой «как живые» вдруг становятся картонными и забираются на сцену, чтобы оттуда разразиться античными монологами, которые внезапно прерывают репликами в стиле «а впрочем, вы меня не слушайте».

магистральная линия - безумный одноногий Ахав в погоне за Белым Китом, и говорит этот Ахав примерно так:

Спойлер (раскрытие сюжета)

– Глупая детская игрушка! игрушка, какой развлекаются высокомерные адмиралы, коммодоры и капитаны; мир кичится тобой, твоим хитроумием и могуществом; но что в конечном-то счёте умеешь ты делать? Только показывать ту ничтожную, жалкую точку на этой широкой планете, в которой случается быть тебе самой и руке, тебя держащей. И всё! и больше ни крупицы. Ты не можешь сказать, где будет завтра в полдень вот эта капля воды или эта песчинка; и ты осмеливаешься в своём бессилии оскорблять солнце! Наука! Будь проклята ты, бессмысленная игрушка; и проклятие всему, что посылает взгляд человека к этим небесам, чьё непереносимое сияние лишь опаляет его, как эти мои старые глаза опалил сейчас твой свет, о солнце! К горизонту устремлены от природы глаза человека, а не ввысь из его темени. Бог не предназначал его взирать на небесную твердь. Будь проклят ты, квадрант! – и он швырнул его на палубу. – Впредь не буду я проверять по тебе мой земной путь; судовой компас и лаг – они поведут меня и будут указывать мне моё место на море. Вот так, – добавил он, спускаясь на палубу, – вот так топчу я тебя, ничтожная безделка, трусливо указывающая в вышину; вот так размозжу и уничтожу я тебя!

– Что это? Что за неведомая, непостижимая, нездешняя сила; что за невидимый злобный господин и властитель; что за жестокий, беспощадный император повелевает мною, так что вопреки всем природным стремлениям и привязанностям я рвусь, и спешу, и лечу всё вперёд и вперёд; и навязывает мне безумную готовность совершить то, на что бы я сам в глубине своего собственного сердца никогда бы не осмелился даже решиться? Ахав ли я? Я ли, о господи, или кто другой поднимает за меня эту руку? Но если великое солнце движется не по собственной воле, а служит в небесах лишь мальчиком на побегушках; и каждая звезда направляется в своём вращении некоей невидимой силой; как же тогда может биться это ничтожное сердце, как может мыслить свои думы этот жалкий мозг, если только не бог совершает эти биения, думает эти думы, ведёт это существование вместо меня?

не говоря уж о любимом экранизациями:

Я признаю твою безмолвную, неуловимую мощь; разве я не сказал уже этого? И слова эти не были вырваны из меня силой; я и сейчас не бросаю громоотвод. Ты можешь ослепить меня, но тогда я буду двигаться ощупью. Ты можешь спалить меня, но тогда я стану пеплом. Прими дань этих слабых глаз и этих ладоней-ставней. Я бы не принял её. Молния сверкает прямо у меня в черепе; глазницы мои горят; и, словно обезглавленный, чувствую я, как обрушиваются удары на мой мозг и катится с оглушительным грохотом на землю моя голова. О, о! Но и ослеплённый, я всё равно буду говорить с тобой. Ты свет, но ты возникаешь из тьмы; я же тьма, возникающая из света, из тебя! Дождь огненных стрел стихает; открою глаза; вижу я или нет? Вот они, огни, они горят! О великодушный! теперь я горжусь моим происхождением. Но ты только отец мой огненный, а нежной матери моей я не знаю. О жестокий! что сделал ты с ней? Вот она, моя загадка; но твоя загадка больше моей. Ты не знаешь, каким образом ты явился на свет, и потому зовёшь себя нерожденным; ты даже не подозреваешь, где твои начала, и потому думаешь, что у тебя нет начал. Я знаю о себе то, чего ты о себе не знаешь, о всемогущий. За тобою стоит нечто бесцветное, о ясный дух, и для него вся твоя вечность – это лишь время, и вся твоя творческая сила механистична. Сквозь тебя, сквозь твоё огненное существо, мои опалённые глаза смутно различают это туманное нечто. О ты, бесприютное пламя, ты, бессмертный отшельник, есть и у тебя своя неизречённая тайна, своё неразделённое горе. Вот опять в гордой муке узнаю я моего отца. Разгорайся! разгорайся до самого неба! Вместе с тобой разгораюсь и я; вместе с тобой я горю; как хотел бы я слиться с тобой! С вызовом я поклоняюсь тебе!

но читателя, который думает, что попал в пьесу написанную под влиянием Софокла, ждет впереди и такое вот описание:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Но вот вперёд выступает один из гарпунёров, держа в руке длинное и острое оружие, называемое фленшерным мечом, и, улучив удобный миг, ловко выкраивает большое углубление в нижней части раскачивающейся туши. В это углубление вставляют гак второго огромного блока и подцепляют им слой сала. После этого фехтовальщик-гарпунёр даёт знак всем отойти в сторону, делает ещё один мастерский выпад и несколькими сильными косыми ударами разрубает жировой слой на две части; так что теперь короткая нижняя часть ещё не отделена, но длинный верхний кусок, так называемая «попона», уже свободно болтается на гаке, готовый к спуску. Матросы у носовой лебёдки снова подхватывают свою песню, и пока один блок тянет и сдирает с кита вторую полосу жира, другой блок медленно травят, и первая полоса уходит прямо вниз через главный люк, под которым находится пустая каюта, называемая «ворванной камерой». Несколько проворных рук пропускают в это полутёмное помещение длинную полосу «попоны», которая сворачивается там кольцами, точно живой клубок извивающихся змей. Так и идёт работа: один блок тянет кверху, другой опускается вниз; кит и лебёдка крутятся, матросы у лебёдки поют; попона, извиваясь, уходит в «ворванную камеру»; помощники капитана отрезают сало лопатами; судно трещит по всем швам, и каждый на борту нет-нет да и отпустит словечко покрепче – вместо смазки, чтобы глаже дело шло.

однако и «все о китобойном промысле в 30-40 годы 19 века» это тоже ненадолго, потому что главка, посвященная такому бытовому занятию, как ткачество, внезапно срывается в:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Прямые нити основы-необходимости, которых ничто не заставит изменить своего направления, и даже лёгкое подрагивание лишь придаёт им устойчивости; свободная воля, которой дана свобода протягивать свой уток по заданной основе; и случай, хоть и ограниченный в своей игре прямыми линиями необходимости и направляемый в своём движении сбоку свободной волей, так что он подчиняется обоим, случай сам попеременно управляет ими, и ему принадлежит последний удар, определяющий лицо событий.

и это далеко не все,.

если вас интересует история Америки времен «до Дикого Запада», восточное побережье, жестоковыйные пуритане в длинных сюртуках и их странный уклад, сочетавший аскетизм с деловой хваткой, то в «Моби Дике» найдется немало строк, посвященных этому сообществу.

самому китовому промыслу Мелвилл уделяет столько внимания, что иногда роман срывается в откровенную «историю отрасли».

но это и не «энциклопедия китобоев Новой Англии 18-19 веков», ни в коей мере, потому что герои (а их в книге много) тут столь колоритные и одушевленные, каких редко встретишь.

знаменитый по экранизация Ахав все-таки шагнул с подмостков, где ставили классическую драму, а его помощники в большей или меньшей степени просто резонеры, авторские голоса.

но кузнец Перт, который пропил под старость лет саму свою жизнь, и пошел в море или туземец-гарпунер Квикег, который когда-то уплыл с китобоями, а теперь не хочет возвращаться домой, потому что, считает, что большой мир осквернил его и племя обратно не примет, ни в коей мере не риторические фигуры, а живые люди, с которыми, кажется, сам потерся в тесном трюме не одну неделю.

есть еще совершенно душераздирающая история негритенка Пипа, который выпрыгнул за борт, да так там душою и остался, хотя его и выловили через несолько часов, и потому парень ходит по кораблю и пристает ко всем встречным:

Месье, не случалось ли вам видеть некоего Пипа? – маленького негритёнка, рост пять футов, вид подлый и трусоватый! Выпрыгнул, понимаете, однажды из вельбота; не видали? Нет?

трагедия, очерк, байка, все в кучу, все перемешано и тщательно выварено на огне авторской увлеченности, поглощенности, собственным творением.

да, для детей есть специальная, сокращенная версия, но думается, что и сам роман, именно в своем некупированном, монументальном виде, по-своему детский, подростковый.

не в том смысле, что он предназначен для подростков, нет, но это явно отрочество американской литературы.

(русская родилась сразу в кризисе среднего возраста, в этом ее сила, в этом и ее слабость).

в общем, ныряйте в океан мировой классики, но знайте, что воды его бурны, непредсказуемы и опасны.

Оценка: 10

(маринистика / производственный роман: всё о китах, или лицам без чувства юмора читать заказано)

Жил-был хоббит, которому вздумалось посмотреть мир с его водной стороны. Однажды он встретил странствующего по Чужеземью каннибальского короля Арагорна (он же Квикег), и нанялся вместе с ним на корабль Гэндальфа (чародея Ахава), чтобы с ватагой таких же искателей приключений противостоять воплощению мирового зла -- гигантскому белому киту Мордора...

Быть может, такой заманкой удастся привлечь внимание поклонников фэнтези, чтобы они открыли этот роман. А дальше -- прочувствует наивная душа текст, соблазнится -- и затянет её в эту гигантскую воронку, в пучину мировой Литературы, взвихренную плавником великого белого кита, и не сможет уже такой читатель всерьёз воспринимать тонны коммерческой продукции...

«Моби Дик» -- это роман двадцатого века, написанный в девятнадцатом, и читаемый в двадцать первом как вневременная книга, будто бы написанная вчера или сегодня. Дело даже не во времени перевода -- роман поразительно современный по техническим приёмам и виртуозный по исполнению. Сравним хотя бы с произведениями Эдгара По -- читая их, чувствуешь, что они были написаны именно в XIX веке. А здесь -- уж не мировая ли это мистификация? не грандиозный ли литературный подлог и не поздняя ли стилизация под старину? -- то классическая проза, то философские эссе-рассуждения, то вдруг пьеса (здесь отчего-то возникает ассоциация с вулфовскими КНС). Между произведениями По и Мелвилла, быть может, совсем небольшой временной разрыв и, при этом, дистанция очень большого размера -- словно бы уже написаны «Старик и море» Хэмингуэя или отбушевали джойсовские, либо прустовские страсти.

Время романа дискретно: на первых страницах оно течёт естественно и быстро, завлекает за собой лаконичными и выразительными описаниями событий. Потом вдруг замирает -- автор пускается в сторонние рассуждения, иногда спохватывается и продолжает Историю, чтобы затем вновь повести речь о чём-то своём. Время то словно бы застывает, то снова бежит, то лихо скачет, то замирает почти до самого конца, когда вдруг ускоряется и летит к неизбежному финалу, словно неумолимый Жнец... В итоге, прочитав роман до самого конца, осознаёшь, что вся эта история, без многочисленных отступлений, могла бы уложиться в рамки небольшой повести -- но тогда сложился бы этот без сомнения великий американский Роман? Едва ли. Получилась бы обычная повесть, выделяющаяся среди прочих разве что языком и прекрасным стилем. Но не роман.

Хорошие книги видно сразу -- как прочитаешь первую фразу, так уже не хочется отрываться. И сожалеешь, что автор вдруг уходит в сторону, и начинает бесконечные лекции о китобойном промысле, королях и дамских корсетах. Познавательно, но малоценно в наши циничные времена. Если в начале книги рвёшься поставить оценку по максимуму, то потом уже сдерживаешься, и оценку ставишь пусть не такую высокую, но всё же достаточно ощутимую. Глыба, махина мировой литературы он этого не становится менее масштабной. Избыточность материала привела к тому, что этот роман был забыт, чтобы быть заново открытым уже в двадцатом веке. Избыточность погубила прекрасную повесть и создала великий роман.

Следует отметить афористичность и великолепное чувство юмора рассказчика.

«Лучше спать с трезвым каннибалом, чем с пьяным христианином.»

«Бетти, ступай к маляру Снарлсу и скажи, чтобы он написал для меня объявление: «Здесь самоубийства запрещены и в гостиной не курить» - так можно сразу убить двух зайцев...»

Неоднократно ловил себя на мысли о том, что в «производственных» отступлениях автор издевается, лукавит -- так и слышались интонации курёхинских «грибов». В самом деле, можно ли всерьёз рассуждать, о том, кто из древних был китобоем?.. Геркулес? И он тоже из наших!

Интересно, не сделал ли кто-нибудь из любословов диссертации о параллелях «Моби Дика», к примеру, с «Властелином колец»? И не поставлен ли там в конце смайлик бегущего с гарпуном? («от» или «к» -- здесь могут быть варианты) При желании, всегда можно найти точки схождения.

Литературная пара: «Морской волк» Джека Лондона. Только если они вдруг сойдутся, победа останется за китом!

Оценка: 8

Сложный и многогранный, созерцательный и познавательный, реальный и фантастический - эпитетов «Моби Дик» заслужил великое множество. Фундаментальная книга, энциклопедия цетологии и китобойного промысла, в частности - настоящий кладезь знаний по кашалотоведению. «Итоговое произведение американского романтизма» и едва ли не лучший роман американской литературы 19 века. Но это только лишь определения, то, что на поверхности. Что же скрывается в глубинах этого необъятного, как воды океана, произведения?

Однозначно трудно сказать. Если рассматривать только сюжет, на выходе получим 200, максимум 300 страниц. Остальное - рассуждения, философия и цетологические изыскания. Но вместе они образуют предельно цельную картину, где замысел автора воплощается постепенно и в конце концов подводит к финалу. Честно говоря, многие страницы пропускал мимо, то есть слушал в пол-уха. Ибо где-то после половины романа высокопарные речи и пафосные размышления, разбавленные теологическими и философскими метафорами, начинают приедаться. И тем не менее, бросить роман и мыслей не возникало. Призрак Моби Дика неуловимо присутствует в тексте. Но как Белый Кит, скрывающийся в бескрайних водах Мирового океана, так и развязка кажется далёкой и недостижимой. Но мысль о нём преследует читателя. Ты ждёшь встречи с китом, как ждут её на «Пекоде».

И вот, когда ты уже начинаешь подумывать над тем, что Моби Дик - это всего лишь некий мифический образ и выдумка китобойцев, что встреча не состоится, он является. В самом-самом конце, стремительно, неотвратимо, внезапно, как стихийное бедствие, как катастрофа, как смерть. Последние страницы романа - это рафинированная эпика. И тем более неожиданным становится финал. В произведении много прекрасных страниц, но три дня погони - самые могучие, самые завораживающие. Кульминационный апогей. То, ради чего стоит читать «Моби Дика».

Трактовать роман можно по-всякому. По мере путешествия с «Пекодом» в поисках Белого Кита, у меня всё же родилось представление о романе, контрастирующее с общепринятым «противостояние Человека и Природы, Цивилизации и Стихий». Уже под конец романа, но до встречи с Моби Диком, я понял, что Пекод - это образ человеческой жизни, пущенной по волнам Мира в поисках цели. И команда корабля - это грани человека. Есть навязчивые состояния на грани безумия, воплощённые Ахавом, есть и здравый смысл в лице помощников капитана, есть и скелеты в шкафах, как в случае с кузнецом. «Пекод» встречает другие корабли, преимущественно китобои. Но они настолько разные, насколько разнятся характеры людей: кто-то успешен, кто-то за несколько лет плавания (читай жизни человека) не сподобился на какой-нибудь стоящий улов, у некоторых несчастная и зловещая судьба.

Убеждён, что трактовок у романа множество, и моя одна из многих. И оценивать «Моби Дик» всего с одного прочтения и всего лишь на третий день после прочтения - очень сложно. Ещё не успокоился в душе водоворот, учинённый Ахавом и экипажем китобоя в битве с Моби Диком. Но однозначно могу искренне поблагодарить Мелвилла за длительное путешествие по далёким морям в поисках легендарного Белого Кита в обществе разношерстной команды «Пекода».

Оценка: 9

Ух, чего же я ждал от этой книги перед прочтением, да!..

Но только не того, что во многом она окажется оправданием китобойного промысла – в смысле развенчания несправедливых (как на то обращает внимание рассказчик) домыслов о нем и изложения подробностей ремесла. «Производственная» часть могла бы для меня быть увлекательной, если бы имел аналогичное (производственное же) отношение к китам. Автор, с одной стороны, восхищается ими, с другой стороны, с невозмутимостью ветеринара описывает, например, предсмертное поведение животного и технику разделки туши. Именно подобное отношение, а не заблуждения и неверные представления, обусловленные временем создания романа, стало для меня неожиданностью.

Впрочем, Мелвиллом изображена именно что правда той далекой уже эпохи. Скрупулезное описание тонкостей промысла, что сродни документалистике, сочетается со старомодной тягучестью описаний, пафосом авторских размышлений, разговоров и монологов персонажей, некоторой наивностью оценок и суждений. В итоге получается весьма необычный коктейль из литературных стилей, приемов и средств, приготовленный в форме художественного произведения, выходящего за рамки классификаций. Содержательно же роман оказался много более прост, чем ожидал от него перед прочтением. Да, произведение и метафорично, и аллегорично; в нем бездна образов, «Моби Дик», можно сказать, проникнут символизмом (особенно в предфинальной и финальной частях; создалось даже ощущение избыточности). Роман сам – архетип в литературе и культуре (наверное, в этом основная его ценность). Он напитал собой коллективное сознание, и, прочитав произведение, такое чувство, что «Моби Дик» был знаком и «принят» на каком-то подспудном уровне еще до прочтения. Роман, конечно, составляет категорию «маст рид» – как базовый и естественный опытно-культурный пласт.

Есть произведения, в которых автора не «видно», он будто бы где-то «сверху» созданного им микрокосма, а есть такие, как «Моби Дик», где автор – непосредственный рассказчик, то прячущийся в образе одного из персонажей, то лично ведущий читателя от сцены к сцене, от одного знания к другому. Но к каким бы литературным приемам и ухищрениям ни прибегал Мелвилл, он не смог скрыть свою по-мальчишески пытливую натуру увлеченного исследователя, которому интересно буквально всё: от мелких, технических деталей быта на корабле, китобойного промысла, обычаев, традиций мореплавания, до поведенческих и психологических установок и реакций (считаю большой удачей автора образ Пипа (кто читал, поймет, в чем соль), вышедший очень и очень многозначным и характЕрным (характерным – для философской канвы произведения)). Собственно, философии в романе хватает: от идеи-противостояния «человек - Природа» до вопросов о смысле жизни и сути (и выражениях) добра и зла. BroonCard , 24 января 2016 г.

Знаете, говорить, что данное творение полниться каким-либо смыслом, имеет за собой дюжий посыл, мысль, огромную нравоучительную подоплеку - бессмысленно. И всё просто потому, что подобные изъяснения будут столь ничтожны пред оригинальным содержанием сего текста, столь будут описывать его нутро ребяческим, наивным языком, настолько будут поверхностны эти умозаключения читателя, что их просто мне стыдно представлять на суд, ибо прочитав данное произведение Германа Мелвилла я понял, что просто не могу ничего о нём сказать.

«Моби Дик, или Белый кит» - это не просто восхваляющий китовый промысел панегирик людской смелости и бесстрашию. Это не просто дотошное описание рыболовецкого судна, да дела в целом. Это - непостижимо глубокое произведение, в своих аналах затрагивающее и политические темы взаимодействия людей, и культурные ценности разных народов, и психологические перепетии не только одного человека, но и толпы в целом. А уже из только моего последнего заключения можно понять всю проработанность текста, ибо сам один человек - Вселенная, а здесь Герман берётся за скрупулёзный разбор действий и психического состояния целых масс народа.

Книга отображает собой не просто приключение - нет. Это целое описание мироздания, перенесённое на реи китобойного промысла, людей, участвующих в нём, а также самих китов - исполинов, в разборе которых Мелвилл наблюдает не просто некое совершенство структур природы и созданных ею на протяжении веков живых строений. Он наблюдает во взаимодействии человека и кита целые библейские трактаты, что столь туманно описаны в Священной Книге, потому здесь Герман берёт на себя смелость разбирать обширнейшее число всевозможных сказаний и легенд из Книги-Книг.

И вот в этом я вижу некоторый минус именно «Моби Дика», ибо когда ещё вначале автор взаправду небезосновательно пересекает совпадения между исполинскими монстрами и китом, то никаких вопросов, а вместе с тем и какого-либо недоумения, не возникает. Однако вот под конец произведения, когда Герман сам начинает чуть завираться в своих соотношениях и буквально подаёт свою правду как беспристрастную истину, однозначно переписывая тексты Библии - это уже не совсем, по-моему, хорошо. Но в подобном каждый читатель углядит нечто своё, ибо эти глубочайшие завихрения мыслей и текстовых абзацев, в которых одна мысль наседает на другую, переплетаясь в непостижимый ком - это нечто, что по самые края полно не только аллюзий, метафор и дельных соображений. Это нечто, что буквально способно перевернуть мировоззрение, ибо рассказ ведётся от лица героев, переживших на своём веку множество радости или лишений, каждый из них придерживается своей жизненной позиции, в какой-либо зритель найдёт себя, почему «Белый кит» - однозначно культовое событие, имеющее вес и над культурой социума.

Да, можно сказать, что в конечном итоге автор отходит от первоначальной приключенческой жилки, полностью отдаваясь волнам дум и философии, даже заменяя обыкновенные людские диалоги некими долгими, длинными сентенциозными монологами, какими меняются между собой участники действа на страницах, но достаточно только представить такой обмен информации в живую и становится ясно: это глупо и так человек не говорит. Но ведь на то здесь и нет единой цепи повествования, ибо каждый образ, каждый символ - это метафора, это отображение чего-то большего. Океан - целый мир. Люди в нём - мнимые хозяева, упивающиеся своей мнимой властью, ютясь на своей земле - «Пекоде». Кит - это властитель, это и есть природа, так сказать, Создатель. И вот когда вруны и невежды идут против своего Создателя, когда они самостоятельно рушат то, с чем в мире и гармонии должны не то, что уживаться, а жить. Что тогда происходит? И сколь губительны последствия да и вообще, губительны ли они... Это и рассказывает текст Германа Мелвилла - один из самых наиважнейших, глубочайших романов не только 19-го столетия, но и вовсе Современной культуры человечества.

Это книга, мотивы которой если и не идут на лавры Шопенгауэра, то способны соревноваться с возгласами Ницше уж точно. Это столь же проработанная история, сколь проработан мир Легендариума Толкина. Это нечто, что отображает собой тандем разномастных стилей написания, тем и суждений. Данная книга - чан с отсылками к общемировым и религиозным событиям, писаниям и прочему, причём все это дано в таком объеме, что сравнимо с аллюзиями «Священной болезни» к истории Франции. Это - то, где разоблачены искренние, нездоровые порывы вожделения, что зиждется не на страсти, а на месте, злобе, трусости и ещё многих-многих догматах, являющимися столь злободневными аспидами общества во все века.

«Моби Дик, или Белый кит» - непременно обязательное для прочтение творение, которое никого не оставит равнодушным.

Оценка: 10

Самая любимая книга из самых любимых. Перечитывала три раза, первый раз читала в 16 лет. Слог впечатляет! Многогранность информации гармонична, всё в одном русле, но с разных «высот». Каждый раз, когда перечитывала, открывала для себя что-то новое, будь то из атласа китов, или же из быта китобойного промысла, из морально-религиозных подтекстов и т.д. За один раз, я считаю, весь информационный объём в полной мере осилить сложно, особенно для подростка. Но не знаю... в Америке это школьная программа, а у нас считается, что для людей за тридцать.

По сюжету ничего писать не буду, но концовка очень символична:

Спойлер (раскрытие сюжета) (кликните по нему, чтобы увидеть)

Одновременно с тем, что зацепила книга не особо, говорить, что роман не заслуживает тех лавр и почестей, что ему приписывают было бы глупо. Да, одно из первых жизнеописаний быта людей, каждый день посвящающих свою жизнь борьбе с Морем и со Стихией (хотя Хемингуэй с его повестью «Старик и море» меня вдохновила гораздо более); эпос о Человеке и его погони за собственной Главной Целью, о противостоянии Ахава и его идеей-фикс - белым кашалотом Моби Дик. Тут и юмор проглядывается (ну, что уж тут сказать, как и многим запомнились сцены с разделом одной гостиничной койки каннибалом-туземцем и рассказчиком), тут и все имеющиеся тогда данные, научные и не очень, о китах (ох, как они излишни и не вписываются в общий сюжет - затягивают прочтение и ухудшают послевкусие после него), и грамотно сложенный и выстроенный текст...

Но меня лично, повторюсь, впечатлило мало. Но и не особо разочаровало. Классика ведь знать надо, так что читать определенно стоит.

Оценка: 7

Роман американского писателя Германа Мелвилла «Моби Дик, или Белый кит», написанный более полутора столетий назад, по-прежнему остается популярным. История экипажа китобойного судна «Пеход», капитан которого одержим идеей мести огромному белому киту, убийце китобоев, завораживает читателей и зрителей многочисленных киноэкранизаций.

События, которые легли в основу романа, разворачивались за три десятка лет до его написания. Но капитану Джорджу Полларду , ставшему прототипом капитана Ахава , удалось уцелеть.

12 августа 1819 года из гавани острова Нантакет вышло на китобойный промысел судно Эссекс. Экипаж планировал в течение последующих двух с половиной лет вести промысел у западного побережья Южной Америки.

«Эссекс» был старым кораблем, однако его походы приносили прибыль, за что судно прозвали «счастливчиком». Охотиться на китов в августе 1819 года отправился молодой экипаж: капитану Джорджу Полларду было 29 лет, первому помощнику Оуэну Чейзу 23 года, а самым молодым членом экипажа являлся юнга Томас Никерсон , которому исполнилось всего 14 лет. Всего экипаж состоял из 21 человека.

Поход к «Морской земле»

Проблемы начались уже через два дня после выхода из порта, когда «Эссекс» угодил в шквал. Судно сильно потрепало, но капитан принял решение идти дальше, не тратя времени на ремонт.

К декабрю 1819 года «Эссекс» добрался до мыса Горн, где застрял на пять недель из-за штормовой погоды. Среди команды пошли разговоры — неприятности в начале похода являются недобрым знаком. Впрочем, капитан Поллард сумел погасить недовольство среди членов экипажа.

В конце концов, «Эссекс» благополучно пришел в район промысла и прежние разговоры о возможных бедствиях остались позади. Промысел шел неплохо, но ресурсы данного района явно подходили к концу. В этот момент «Эссекс» повстречал другое китобойное судно, экипаж которого поведал о новой открытой области для лова, известной как «Морская земля». Капитан Поллард задумался — указанный район располагался на юге Тихого океана, на удалении более 4500 км от места, где они находились. Кроме того, по слухам, местные острова были населены дикарями-людоедами.

В итоге капитан «Эссекса» решает, что игра стоит свеч, и направляется к «Морской земле». Но прежде Поллард заходит в эквадорский порт Атакамес, чтобы пополнить запасы воды и провизии. Здесь с судна сбежал матрос Генри Девитт .

Нехорошая шутка матроса Чаппела

Полларда, однако, больше волновало не исчезновение матроса, а опасность остаться без продовольствия. Поэтому он принял решение также зайти на Галапагосские острова, чтобы наловить там гигантских черепах. Это была распространенная практика того времени — черепахи могли прожить на судне без пищи и воды целый год, что превращало их в идеальный источник мясных припасов.

Моряки добыли больше 300 черепах, пока на острове Чарльз не произошел неприятный инцидент. Пока экипаж охотился, матрос Томас Чаппел решил разжечь огонь в лесу с целью подшутить над остальными моряками. Однако как раз на это время приходился пик засухи, и вскоре огонь вышел из-под контроля, быстро окружив охотников. Экипаж с трудом прорвался к «Эссексу» и вынужден был срочно отплыть, а остров выгорел дотла.

В ноябре 1820 года «Эссекс» добрался до промыслового района. Первые дни прошли неудачно, а 16 ноября дно одного из вельботов с китобоями пробил кит. Моряки не пострадали, но лодка восстановлению не подлежала.

На судне вновь стало расти напряжение, и теперь недовольство стали проявлять не только матросы, но и первый помощник Чейз. Несмотря на это, промысел продолжался.

Commons.wikimedia.org

Исполин идет на таран

Утром 20 ноября 1820 года команда увидела в море фонтан и на трех остававшихся вельботах пустилась в погоню.

Лодке, которой командовал первый помощник Чейз, удалось загарпунить кита, но тот повредил вельбот, и китобоям пришлось срочно отрезать веревку гарпуна, чтобы вернуться на «Эссекс» для срочного ремонта.

Пока Чейз был занят ремонтом, Полларду вместе с другой частью экипажа удалось загарпунить еще одного кита, который потащил вельботы от «Эссекса».

Те, кто оставался на корабле, вдруг обратили внимание на очень большого кита, появившегося неподалеку от «Эссекса». Сначала он лежал неподвижно на поверхности воды головой к кораблю, а затем начал двигаться по направлению к судну, набирая скорость мелкими подныривающими движениями. Кит протаранил «Эссекс» и ушёл под него, накреняя корабль. Затем кашалот всплыл по правому борту и расположился вдоль судна, головой к носу, а хвостом — к корме.

Придя в себя после первой атаки, кит устремился во вторую, направив свою огромную голову прямо в носовую часть судна. Он проломил нос, отбросив корабль назад. Затем агрессивный кит скрылся.

Эта атака считается первым достоверно подтвержденным случаем нападения кита на китобойное судно.

Иллюстрация к раннему изданию книги «Моби Дик, или Белый кит» Фото: Commons.wikimedia.org

Три лодки посреди океана

«Эссекс» был обречен. Команда в спешке принялась перегружать имущество и провизию на отремонтированный вельбот. К терпящему бедствие судну подошли две лодки, ранее преследовавшие кита. Капитан Поллард, увидев, что произошло, находился в крайне подавленном состоянии. Ведь отправиться в этот удаленный район было его идеей, и теперь из-за этого они оказались в катастрофическом положении — без корабля, на трех вельботах, не предназначенных для морских переходов, в тысячах километров от ближайших поселений.

«Эссекс» ушел на дно. В трех лодках оказались 20 моряков, успевших перегрузить с корабля около 270 килограммов галет, несколько черепах и 750 литров воды, а также мушкет, немного пороха, около килограмма шлюпочных гвоздей и другие инструменты.

Этого было бы достаточно, если бы земля находилась поблизости, но до ближайших островов было около 2000 километров. Кроме того, среди моряков опять начались разногласия — против намерения капитана идти к ближайшим островам выступили первый помощник Чейз и часть матросов. Они считали, что на островах есть риск попасть в руки людоедов.

На сей раз Поллард не решился спорить и уступил. Было принято решение достичь побережья Южной Америки, для чего, из-за особенностей ветров в этом районе, необходимо было в общей сложности пройти около 5000 километров.

Остров слабой надежды

Соорудив на своих лодках подобие мачт и парусов, а также с помощью досок подняв высоту бортов для защиты от волн, китобои отправились в путь.

Провизия, находившаяся на лодках, была повреждена забортной водой, которая попадала внутрь во время сильного волнения. Пропитавшиеся соленой водой продукты все же ели, но это только усиливало жажду, что в условиях ограниченного запаса пресной воды превращалось в неразрешимую проблему.

Страдая от жажды, моряки вынуждены были постоянно ремонтировать вельботы.

После месяца путешествия измученные голодом, жаждой и палящим солнцем, китобои с «Эссекса» достигли необитаемого острова Хендерсон, входящего в архипелаг Питкэрн.

Здесь им удалось найти источник пресной воды. Что касается пищи, то на острове были птицы, яйца и крабы. Однако всего за неделю своего пребывания два десятка измученных голодом мужчин серьезно сократили запас того, что можно было употребить в пищу на этом клочке земли.

И вновь встал вопрос: что делать дальше? Большинство решило, что оставаться нельзя и необходимо плыть. Однако три члена экипажа — Томас Чаппел , Сет Уикс и Уильям Райт — приняли решение остаться на острове, полагая, что так у них будет больше шансов на спасение. Будущее показало, что эта тройка сделала не самый худший выбор.

«В сердце моря» Кадр из фильма

Юнгу едва не съели за несколько часов до спасения

26 декабря 1820 года три лодки отплыли в направлении острова Пасхи. Запасы, добытые на Хендерсоне, очень быстро подошли к концу, а нестихающий ветер гнал их мимо намеченной цели. В итоге решено было попытаться достичь острова Мас-а-Тьерра, входящего в архипелаг Хуан-Фернандес. Именно на этом острове был высажен прототип Робинзона Крузо, шотландский моряк Александр Селькирк , который прожил на нём 4 года и 4 месяца в полном одиночестве.

Но достичь и этого острова для экипажа «Эссекса» оказалось нереальной целью. Начиналась самая страшная часть их злоключений. 10 января 1821 года от голода и жажды умер второй помощник Мэтью Джой . Его тело зашили в мешок, сделанный из его же одежды, привязали груз и отправили на дно океана.

В ночь на 12 января, во время сильного шквала лодки разбросало на большое расстояние, и вельбот, где старшим был первый помощник Оуэн Чейз , отделился от других.

В этой лодке, помимо Чейза, оставались четверо: рулевой Бенджамин Лоуренс , матросы Айзек Коул и Ричард Петерсон и юнга Томас Никерсон . 18 января, не вынеся лишений, умер Ричард Петерсон. Его, как и Мэтью Джоя, похоронили в море.

В начале февраля на лодке Чейза не осталось вообще никакой еды. Матросы умирали. 8 февраля не стало Айзека Коула. Но на сей раз тело не выбросили за борт — Чейз предложил своим товарищам съесть умершего. Моральные мучения длились недолго, и вскоре все трое жадно поглощали человечину. На подобном питании продержались еще неделю, но затем голод снова стал терзать еще живых.

Утром 18 февраля юнга Никерсон заявил, что готов умереть. Чейз и Лоуренс, однако, решили не торопить естественный процесс. Как оказалось, они не взяли еще один грех на душу совершенно правильно — через несколько часов их подобрало британское китобойное судно «Индиан». Через неделю их доставили в чилийский порт Вальпараисо, где троим выжившим оказали всю необходимую помощь.

Самый страшный жребий

В оставшихся двух лодках запасы провизии кончились, соответственно, 14 и 21 января. В конце января, один за одним умерли три чернокожих матроса — Лоусон Томас, Чарльз Шортер и Айзейя Шепард. Все три тела были съедены живыми. 28 января умер еще один чернокожий матрос Сэмюэл Рид, плывший в вельботе капитана Полларда. В следующую ночь две оставшиеся лодки потеряли друг друга в ночной тьме. Вельбот, в котором находились Обед Хендрикс, Джозеф Уэст и Уильям Бонд, пропал навсегда. Считается, что им таки не удалось добраться до суши.

В капитанской лодке съели тело Сэмюэля Рида, но к началу февраля проблема пищи снова потребовала разрешения. В живых оставались четверо — капитан Джордж Поллард и матросы Чарльз Рамсделл, Барзиллай Рэй и Оуэн Коффин.

1 февраля было решено тянуть жребий, чтобы решить, кто пожертвует собой, став едой для остальных. Жребий пал на 17-летнего Оуэна Коффина, двоюродного брата капитана. Второй жребий указал, что убивать Коффина будет Чарльз Рамсделл. Коффин был застрелен из пистолета, после чего трое моряков приступили к трапезе.

Выбирать новую жертву не пришлось — 11 февраля умер Барзиллай Рэй. Съев тело и этого несчастного, оставшиеся в живых капитан и матрос стали поглядывать друг на друга, прикидывая, кто же из них останется в одиночестве. Однако 23 февраля 1821 года на них наткнулось китобойное судно «Дофин». 17 марта Полларда и Рамсделла доставили в Вальпараисо.

«В сердце моря». Кадр из фильма

Капитан «Эссекса» закончил жизнь ночным сторожем

После того, как уцелевшие рассказали о трех своих товарищах, оставшихся на острове Хендерсон, туда направился американский фрегат «Созвездие». 5 апреля 1821 года голодных, измученных, но живых людей забрали на борт американского судна.

Выжившие восемь моряков вернулись в Нантакет. Жуткая история, происшедшая с ними, не изменила их образа жизни — спустя несколько месяцев они снова вышли в море.

Но капитан Поллард в своей профессии оказался чудовищным неудачником. Выйдя на промысел в начале 1822 года на китобойном судне «Два брата», он снова потерпел крушение. Экипаж был спасен, но Поллард оказался на торговом судне, которое... тоже потерпело крушение.

Вернувшись домой, Поллард собирался принять под командование новое судно «Йонах», но его владелец после очередного крушения капитана-неудачника отказался от его услуг.

Поллард вышел в отставку и стал работать ночным сторожем. До конца своих дней 20 ноября он запирался в своей комнате и в одиночестве поминал своих погибших товарищей с «Эссекса».

Длинный роман с многочисленными лирическими отступлениями, проникнутый библейской образностью и многослойным символизмом , не был понят и принят современниками. Переоткрытие «Моби Дика» произошло в 1920-е годы .

Энциклопедичный YouTube

1 / 1

✪ ГЕРМАН МЕЛВИЛЛ. "Моби Дик". Библейский сюжет

Субтитры

Сюжет

Повествование ведётся от имени американского моряка Измаила, ушедшего в рейс на китобойном судне «Пекод», капитан которого, Ахав (отсылка к библейскому Ахаву), одержим идеей мести гигантскому белому киту , убийце китобоев, известному как Моби Дик (в предыдущем плавании по вине кита Ахав потерял ногу, и с тех пор капитан использует протез).

Ахав приказывает постоянно наблюдать за морем и обещает золотой дублон тому, кто первым заметит Моби Дика. На корабле начинают происходить зловещие события. Выпав из лодки во время охоты на китов и проведя ночь на бочке в открытом море, сходит с ума юнга корабля, мальчик Пип.

В конце концов «Пекод» настигает Моби Дика. Погоня продолжается три дня, за это время три раза команда корабля пытается загарпунить Моби Дика, но он каждый день разбивает вельботы . На второй день погибает перс-гарпунер Федалла, который предсказал Ахаву, что он уйдет перед ним. На третий день, когда корабль дрейфует невдалеке, Ахав бьёт гарпуном Моби Дика, запутывается в лине и тонет. Моби Дик полностью уничтожает лодки и их экипаж, кроме Измаила. От удара Моби Дика тонет и сам корабль вместе со всеми, кто на нём оставался.

Измаила спасает пустой гроб (приготовленный заранее одному из китобоев, непригодившийся, и затем переоборудованный в спасательный буй), как пробка, всплывающий рядом с ним - схватившись за него он остаётся в живых. На следующий день его подбирает проплывавшее мимо судно «Рахиль».

Роман содержит множество отступлений от сюжетной линии. Параллельно развитию фабулы автор приводит множество сведений, так или иначе связанных с китами и китобойным промыслом, что делает роман своего рода «китовой энциклопедией». С другой стороны, Мелвилл перемежает такие главы рассуждениями, имеющими под практическим смыслом второе, символическое или аллегорическое, значение. Кроме того, он часто подшучивает над читателем, под видом поучительных историй, рассказывая полуфантастические истории [что? ] .

Историческая основа

Файл:The voyage of the Pequod.jpg

Маршрут «Пекода»

Фабула романа во многом основана на реальном случае , произошедшем с американским китобойным судном «Эссекс». Судно водоизмещением 238 тонн вышло на промысел из порта в штате Массачусетс в 1819 году. В течение почти полутора лет экипаж бил китов в южной части Тихого океана, пока один крупный (по оценкам около 26 метров в длину при нормальном размере около 20 м) кашалот не положил этому конец. 20 ноября 1820 года в Тихом океане китобойное судно было несколько раз протаранено гигантским китом.

20 матросов на трёх крошечных шлюпках добрались до необитаемого острова Хендерсон , входящего ныне в состав британских островов Питкерн . На острове была большая колония морских птиц, которая стала для моряков единственным источником пищи. Дальнейшие пути моряков разделились: трое остались на острове, а большая часть решила отправиться на поиски материка. От высадки на ближайшие известные острова отказались - боялись местных племён каннибалов, решили доплыть до Южной Америки. Голод, жажда и каннибализм погубили почти всех. 18 февраля 1821, спустя 90 дней после гибели «Эссекса», британским китобойным судном «Индиан» был подобран вельбот, в котором спаслись первый помощник капитана «Эссекса» Чейз и два других моряка. Спустя пять дней китобойным судном «Дофин» были спасены находившиеся во втором вельботе капитан Поллард и ещё один моряк. Третий вельбот пропал в океане. Три моряка, оставшиеся на острове Хендерсон, были спасены 5 апреля 1821 года. Всего из 20 членов экипажа «Эссекса» в живых остались 8 человек. Первый помощник Чейз написал книгу об этом происшествии .

В основу романа лёг также и собственный опыт Мелвилла в китобойном промысле - в 1840 году он в качестве юнги ушёл в плавание на китобойном судне «Акушнет», на котором провёл более полутора лет. Некоторые из его тогдашних знакомцев попали на страницы романа в качестве персонажей, к примеру, Мелвин Бредфорд, один из совладельцев «Акушнета», выведен в романе под именем Вилдада, совладельца «Пекода» .

Влияние

Вернувшись из забвения во 2-й трети XX века, «Моби Дик» прочно вошёл в число самых хрестоматийных произведений американской литературы.

Потомок Г. Мелвилла, работающий в жанрах электронной музыки, попа, рока и панка, взял псевдоним в честь белого кита - Моби .

Крупнейшая в мире сеть кафе Starbucks позаимствовала своё название и мотив логотипа из романа. При выборе имени для сети сначала рассматривалось имя «Пекод», но в итоге оно было отвергнуто, а выбрано имя первого помощника Ахава - Старбека .

Экранизации

Роман неоднократно экранизировался в разных странах, начиная с 1926 года . Наиболее известной постановкой по книге является фильм Джона Хьюстона 1956 года с Грегори Пеком в роли капитана Ахава. В создании сценария этого фильма принимал участие Рэй Брэдбери ; впоследствии Брэдбери написал рассказ «Банши» и роман «Зелёные тени, белый кит» , посвящённые работе над сценарием. В конце 2010 года съёмки нового фильма по книге собирался начать

В литературной истории Соединенных Штатов творчество Германа Мелвилла – явление выдающееся и своеобразное. Писатель давно уже причислен к классикам американской словесности, а его замечательное творение «Моби Дик, или Белый Кит» с полным основанием считается одним из шедевров мировой литературы. Жизнь Мелвилла, его сочинения, переписка, дневники досконально изучены. Существуют десятки биографий и монографий, сотни статей и публикаций, тематические сборники и коллективные труды, посвященные различным аспектам творчества писателя. И все же Мелвилл как личность и как художник, прижизненная и посмертная судьба его книг продолжают оставаться загадкой, до конца не разгаданной и не объясненной.

Жизнь и творчество Мелвилла полны парадоксов, противоречий и труднообъяснимых странностей. Так, например, у него не было сколько-нибудь серьезного формального образования. Он никогда не обучался в университете. Да что там университет! Суровая жизненная необходимость вынудила его бросить школу в возрасте двенадцати лет. Вместе с тем книги Мелвилла говорят нам, что он был одним из образованнейших людей своего времени. Глубокие прозрения в сферах гносеологии, социологии, психологии, экономики, с которыми читатель сталкивается в его произведениях, предполагают не только наличие острой интуиции, но также и солидный запас научных знаний. Где, когда, каким образом он их приобретал? Можно только предполагать, что писатель обладал удивительной способностью к концентрации внимания, позволявшей ему в короткое время осваивать огромное количество информации и критически ее осмысливать.

Или возьмем, скажем, характер жанровой эволюции творчества Мелвилла. Мы уже привыкли к более или менее традиционной картине: молодой литератор начинает со стихотворных опытов, затем пробует себя в кратких прозаических жанрах, потом переходит к повестям и, наконец, достигнув зрелости, берется за создание крупных полотен. У Мелвилла все было наоборот: он начал с повестей и романов, затем взялся за сочинение рассказов и закончил свой творческий путь как поэт.

В творческой биографии Мелвилла не было ученического периода. Он не пробивался в литературу, он «ворвался» в нее, и первая же его книга – «Тайпи» – принесла ему широкую известность в Америке, а затем в Англии, Франции и Германии. В дальнейшем мастерство его возрастало, содержание книг становилось более глубоким, а популярность необъяснимым образом падала. К началу шестидесятых годов Мелвилл был «намертво» забыт современниками. В семидесятые годы один английский почитатель его таланта пытался разыскать Мелвилла в Нью-Йорке, но безуспешно. На все расспросы он получал равнодушный ответ: «Да, был такой писатель. Что с ним теперь – неизвестно. Кажется, умер». А Мелвилл жил тем временем в том же Нью-Йорке и служил досмотрщиком грузов в таможне. Вот и еще один загадочный феномен, который можно назвать «молчанием Мелвилла». В самом деле, писатель «замолчал» в расцвете сил и таланта (ему не было еще сорока лет) и молчал три десятилетия. Единственное исключение составляют два сборника стихотворений и поэма, опубликованные мизерным тиражом за счет автора и совершенно не замеченные критикой.

Столь же неординарной была и посмертная судьба творческого наследия Мелвилла. До 1919 года его как бы не существовало. О писателе забыли столь прочно, что когда он действительно умер, то в кратком некрологе не сумели даже правильно воспроизвести его имя. В 1919 году исполнилось сто лет со дня рождения писателя. По этому поводу не было ни торжественных собраний, ни юбилейных статей. О славной дате вспомнил лишь один человек – Рэймонд Уивер, именно тогда приступивший к сочинению первой биографии Мелвилла. Книга вышла спустя два года и называлась «Герман Мелвилл, моряк и мистик». Усилия Уивера поддержал известный английский писатель Д. Г. Лоуренс, чья популярность в Америке в эти годы была огромна. Он написал две статьи о Мелвилле и включил их в свой сборник психоаналитических статей «Этюды о классической американской литературе» (1923).

Америка вспомнила Мелвилла. Да как вспомнила! Книги писателя начали переиздаваться массовыми тиражами, из архивов были извлечены неопубликованные рукописи, по мотивам сочинений Мелвилла снимали кинофильмы и ставили спектакли (в том числе и оперные), художники вдохновлялись образами Мелвилла, и Рокуэлл Кент создал серию блистательных графических листов на темы «Белого Кита».

Естественно, что мелвилловский «бум» распространился и на литературоведение. За дело взялись историки литературы, биографы, критики и даже люди, далекие от литературы (историки, психологи, социологи). Тонкий ручеек мелвилловедения превратился в бурный поток. Сегодня этот поток несколько поутих, но далеко еще не иссяк. Последний сенсационный всплеск случился в 1983 году, когда в заброшенном амбаре в северной части штата Нью-Йорк были случайно обнаружены два чемодана и деревянный сундук с рукописями Мелвилла и письмами членов его семьи. Сто пятьдесят мелвилловедов заняты теперь изучением новых материалов, имея в виду внести необходимые коррективы в жизнеописания Мелвилла.

Заметим, однако, что «возрождение» Мелвилла имеет лишь отдаленную связь с его столетним юбилеем. Истоки его следует искать в том общем умонастроении, которое характеризовало духовную жизнь Америки конца десятых – начала двадцатых годов XX века. Общий ход социально-исторического развития США на рубеже веков и особенно первая империалистическая война породили в сознании многих американцев сомнение и даже протест против буржуазно-прагматических ценностей, идеалов, критериев, коими страна руководствовалась на протяжении полуторавековой своей истории. Этот протест реализовался на многих уровнях (социальном, политическом, идеологическом), в том числе и на литературном. Он был заложен в качестве идейно-философского основания в творчестве О’Нила, Фицджеральда, Хемингуэя, Андерсона, Фолкнера, Вулфа – писателей, которых традиционно относят к так называемому потерянному поколению, но которых правильнее было бы именовать поколением протестующим. Именно тогда Америка вспомнила о романтических бунтарях, утверждавших величайшую ценность человеческой личности и протестовавших против всего, что эту личность подавляет, угнетает, перекраивает по меркам буржуазной нравственности. Американцы вновь открыли для себя творчество По, Готорна, Дикинсон, а заодно и позабытого Мелвилла.

Сегодня уже никому не придет в голову усомниться в праве Мелвилла расположиться на литературном Олимпе США, и в Пантеоне американских писателей, сооружаемом в Нью-Йорке, ему отведено почетное место рядом с Ирвингом, Купером, По, Готорном и Уитменом. Он читаем и почитаем. Завидная судьба, великая слава, о которой писатель не мог и помыслить при жизни!

Герман Мелвилл родился 1 августа 1819 года в Нью-Йорке в семье коммерсанта средней руки, занимавшегося импортно-экспортными операциями. Семья была многодетной (четыре сына и четыре дочери) и на первый взгляд вполне благополучной. Сегодня, когда мы знаем, сколь тесно личная и творческая судьба Мелвилла переплелась с историческими судьбами его родины, самый факт его рождения в 1819 году представляется знаменательным. Именно в этом году молодая, наивная, исполненная патриотического оптимизма и веры в «божественное предназначение» заокеанская республика пережила трагическое потрясение: в стране разразился экономический кризис. Самодовольному убеждению американцев, что в Америке «все не так, как у них там, в Европе», был нанесен первый ощутимый удар. Впрочем, не всем было дано прочесть огненные письмена на стене. Отец Мелвилла оказался среди тех, кто не внял предупреждению и был жестоко наказан. Дела его торговой фирмы пришли в полный упадок, и в конце концов ему пришлось ликвидировать свое предприятие, продать дом в Нью-Йорке и перебраться в Олбани. Не выдержав нервного потрясения, он потерял рассудок и вскоре умер. Семейство Мелвиллов впало в «благородную нищету». Мать с дочерьми переехала в деревушку Лансинбург, где кое-как сводила концы с концами, а сыновья разбрелись по свету.